Неточные совпадения
Следуя данному определению неясных слов, как
дух, воля,
свобода, субстанция, нарочно вдаваясь в ту ловушку слов, которую ставили ему философы или он сам себе, он начинал как будто что-то понимать.
— Ну, да! А — что же? А чем иным, как не идеализмом очеловечите вы зоологические инстинкты? Вот вы углубляетесь в экономику, отвергаете необходимость политической борьбы, и народ не пойдет за вами, за вульгарным вашим материализмом, потому что он чувствует ценность политической
свободы и потому что он хочет иметь своих вождей, родных ему и по плоти и по
духу, а вы — чужие!
Мой новогодний тост за разнообразие индивидуальностей, за
свободу развития
духа.
Тоже и духоборы: будто бы за
дух, за
свободу его борются, а поехали туда, где лучше.
— Какой сияющий день послал нам господь и как гармонирует природа с веселием граждан, оживленных
духом свободы…
Видишь: ты молода, отсюда никуда носа не показывала, а тебя уже обвеял
дух свободы, у тебя уж явилось сознание своих прав, здравые идеи.
Но если покойный
дух жизни тихо опять веял над ним, или попросту «находил на него счастливый стих», лицо его отражало запас силы воли, внутренней гармонии и самообладания, а иногда какой-то задумчивой
свободы, какого-то идущего к этому лицу мечтательного оттенка, лежавшего не то в этом темном зрачке, не то в легком дрожании губ.
И никому из присутствующих, начиная с священника и смотрителя и кончая Масловой, не приходило в голову, что тот самый Иисус, имя которого со свистом такое бесчисленное число раз повторял священник, всякими странными словами восхваляя его, запретил именно всё то, что делалось здесь; запретил не только такое бессмысленное многоглаголание и кощунственное волхвование священников-учителей над хлебом и вином, но самым определенным образом запретил одним людям называть учителями других людей, запретил молитвы в храмах, а велел молиться каждому в уединении, запретил самые храмы, сказав, что пришел разрушить их, и что молиться надо не в храмах, а в
духе и истине; главное же, запретил не только судить людей и держать их в заточении, мучать, позорить, казнить, как это делалось здесь, а запретил всякое насилие над людьми, сказав, что он пришел выпустить плененных на
свободу.
Цели жизни не могут быть подчинены средствам жизни,
свобода не может быть подчинена необходимости, царство
Духа не может быть подчинено царству Кесаря.
Дух же принадлежит к царству
свободы.
Лучше можно сказать, что Бог есть Смысл и Истина мира, Бог есть
Дух и
Свобода.
Но часто бывают извращения, отрицается
свобода мысли и
духа и признается очень большая
свобода в жизни экономической.
Средства вообще всегда свидетельствуют о
духе людей, о
духе свободы или рабства, любви или ненависти.
Лишь в
духе и
свободе встреча с Богом есть драматическое событие.
Часто недостаточно помнят и знают, что античный греко-римский мир не знал принципа
свободы совести, которая предполагала дуализм
духа и кесаря.
Он совершенно лишен всякой мужественности
духа, всякой активной силы сопротивления стихиям ветра, всякой внутренней
свободы.
Лишь встреча в
духе есть встреча в
свободе.
Дух есть
свобода, но в объективации
духа в истории создавался ряд мифов, которыми укреплялся авторитет власти.
Свобода вкоренена в царство
духа, а не в царство Кесаря.
Поэтому основная тема —
дух и природа,
свобода и необходимость.
Добыть себе относительную общественную
свободу русским трудно не потому только, что в русской природе есть пассивность и подавленность, но и потому, что русский
дух жаждет абсолютной Божественной
свободы.
Дуализм между царством
Духа и царством Кесаря — совершенно необходимое утверждение
свободы человека.
Свобода человека в том, что человек принадлежит к двум планам, к плану
Духа и к плану Кесаря.
Что должно быть решительно утверждено, так это то, что
свобода есть
дух, а не бытие.
Дух тоже сделали врагом
свободы и признали даже материализм благоприятным для
свободы.
Свобода возможна лишь в том случае, если кроме царства Кесаря существует еще царство
Духа, т. е. царство Божье.
Творчество же принадлежит к целям жизни, оно принадлежит к царству
свободы, т. е. к царству
Духа.
Свобода предполагает, что жизнь не окончательно регулирована и рационализирована, что в ней есть зло, которое должно быть побеждено свободным усилием
духа.
Основное же свойство
Духа есть
свобода.
Понятно, что нормально должно быть так, ибо
дух есть
свобода, материя же есть необходимость.
Духовное начало в человеке есть истинная
свобода, а отрицание
духа, додуманное до конца, — неизбежно есть отрицание
свободы.
Верно же понятый дуализм царства Кесаря и царства Божьего,
духа и природы,
духа и организованного в государство общества, может обосновать
свободу.
Дух этот устремлен к последнему и окончательному, к абсолютному во всем; к абсолютной
свободе и к абсолютной любви.
Буржуазное рабство человеческого
духа — один из результатов формальной
свободы человека, его поглощенности собой.
Наиболее общее определение
свободы, обнимающее все частные определения, заключается в том, что
свобода есть определение человека не извне, а изнутри, из
духа.
Важнее же всего сознать, что
дух совсем не есть реальность, сопоставимая с другими реальностями, например, с реальностью материи;
дух есть реальность совсем в другом смысле, он есть
свобода, а не бытие, качественное изменение мировой данности, творческая энергия, преображающая мир.
Свобода человека в том, что кроме царства Кесаря существует еще царство
Духа.
В этом есть огромная примесь религиозного натурализма, предшествующего христианской религии
духа, религии личности и
свободы.
Совершенный и гармоничный строй в царстве
Духа вместе с тем будет царством
свободы.
Свобода должна увеличиваться по мере приближения к
духу и уменьшается по мере приближения к материи.
Свобода основана не на природе (естественное право), а на
духе.
Свобода не может быть вкорнена в природе, она вкорнена в
Духе.
Борьба против буржуазного общества и буржуазного
духа, с которым социализм и коммунизм недостаточно борются, совсем не отрицает заслуг буржуазного и гуманистического периода истории, утверждения
свободы мысли и науки, уничтожения пыток и жестоких наказаний, признания большей человечности.
Нужно видеть абсурдность и бессмысленность мира, в котором мы живем, и вместе с тем верить в
дух, с которым связана
свобода, и в смысл, который победит бессмыслицу и преобразит мир.
Беспокойный
дух мой искал арены, независимости; мне хотелось попробовать свои силы на
свободе, порвавши все путы, связывавшие на Руси каждый шаг, каждое движение.
Дух же для меня есть
свобода, творческий акт, личность, общение любви.
Дух есть
свобода, а не аскетически-монашеское отрицание и умерщвление плоти.
Но и это царство очень несовершенной
свободы кончается, ее нет уже на Западе, мир все более порабощается
духом Великого Инквизитора.
Пафос
свободы и пафос личности, то есть, в конце концов, пафос
духа, я всегда противополагал господствующей в начале XX века атмосфере.
Сравнительно недавно, уже в изгнании, я написал вновь философию
свободы под заглавием «Философия свободного
духа» (по-французски заглавие было лучше: Esprit et liberté [«
Дух и
свобода» (фр.).]).